Генеральным спонсором этого маленького исследования предлагаю считать Google Maps. Кстати, очень рекомендую следить за рассказом по карте – увлекательнейшее занятие.
К 1880 году население Нью-Йорка составляло чуть более миллиона человек. И подавляющее их большинство, говоря «Нью-Йорк», подразумевало «Манхэттен». А более половины из этого большинства – «Манхэттен южнее 42-й улицы». 42-я улица – это наша с вами Окружная: за ней жизни нет, разве что сельские коттеджи и свиньи, купающиеся в лужах вдоль Мэдисон-авеню. Уже через два года место 42-й заняла 52-я – можете себе представить скорость урбанизации.
Манхэттен начинал застраиваться с юга, и его южная оконечность – нынешний деловой центр (даунтаун) – в силу своей древности может похвастаться улицами, имеющими собственные имена. Это царство бирж, банков и офисов. Уолл-стрит (названная, как нетрудно догадаться, в честь стены, ограждавшей город в XVII веке – аналог нашего Ярославова вала) уже является финансовым сердцем города – пока еще не мира, но все к тому идет. Все респектабельные жители города ездят на работу именно в даунтаун.
Здесь же, в Нижнем Манхэттене, расположены дорогие магазины (включая ювелирный магазин Tiffany&Co и старейший – с 1826 года – нью-йоркский универмаг Lord&Taylor), куда в первой половине дня выезжают за покупками дамы. Сравнительно новый универмаг Macy's находится на Шестой авеню, между 13 и 14 улицами – это далековато от того места, где обычно делает покупки высший свет, вероятно, поэтому Macy's облюбован средним классом.
Самый-самый юг острова – это Гринвич-виллидж, она же просто Виллидж, царство нью-йоркской богемы (аналог парижского Монмартра и лондонского Сохо), которая до нашего времени находит способы противостоять деловому цинизму даунтауна, даже на фоне астрономических цен на недвижимость. Планировка тут – как бог на душу положит, никакой прямоугольности. К началу 80-х процесс дистанцирования респектабельной Вашингтон-сквер и суетливого даунтауна от сомнительного соседства Виллидж уже можно считать завершенным, хотя до настоящего расцвета этому району еще лет 20-30.
Но уже после Вашингтон-сквер (названной не в честь города, а в честь первого президента США) у строителей, очевидно, кончилась фантазия. Иначе никак нельзя объяснить появление генерального плана застройки Манхэттена (1807), согласно которому все новые улицы, за редким случайным исключением, следовало нумеровать. Причем все улицы, шедшие с юга на север, параллельно Гудзону, должны были быть «авеню», а все им перпендикулярные – «стриты» (просто «улицы»). Точкой отсчета стала Пятая авеню: все стриты к востоку от нее именовались «восточными», а к западу, представьте себе, «западными».
«Следствием такой планировки является интересный феномен, называемый «Манхэттенское солнцестояние» или «Манхэттенхендж» (англ. Manhattanhenge), по аналогии со Стоунхенджем. Это явление заключается в том, что дважды в год с улиц города можно наблюдать закат солнца за горизонт (в конце мая и в начале июля) и дважды в год — появление солнца из-за горизонта на рассвете (в январе и декабре)» (Википедия).
Читавшие «Эпоху невинности» могут припомнить, что особняк старухи Минготт располагался на углу Пятой авеню и 34-й улицы. Экстравагантность ситуации заключалась в том, что во времена строительства особняка «Окружная» находилась куда южнее 34-й, и самоуверенная миссис Минготт была своего рода «человеком фронтира», осваивавшим новые территории. Нетрудно догадаться, что по мере застройки те или иные районы становились модными, и молодежь, обзаводясь своими семьями, селилась именно там. Так, семейство Арчеров живет на Восточной 28-й улице – с очевидностью отец и мать Ньюленда и Джейни переехали сюда немногим раньше того, как старуха Минготт «взяла высоту» 34-й. Сам Ньюленд Арчер с молодой женой переезжают уже на 39-ю улицу, в новомодный район. Генри и Луиза ван дер Лейдены предпочли тихую Мэдисон-авеню (разумеется, не тот ее участок, где гуляли свиньи). А вот поступок Эллен Оленской, которая после приезда из Европы поселилась на Западной 23-й, в опасной близости к портовым докам, иначе как «светским самоубийством» и не назовешь; уж не лукавит ли она, говоря, что ей рекомендовали этот район как приличный, и не в том ли дело, что она просто-напросто более чем стеснена в средствах после побега от мужа? Так или иначе, с картой в руках многие мотивы героев романа становятся понятнее.
Пятая авеню была не только главной улицей города, но и местом, где жили наиболее влиятельные его жители. Она ежедневно становилась также местом прогулок, куда выбирались «на других посмотреть и себя показать». «...И теперь, когда на одном конце 5-й авеню правит старуха Кэтрин Спайсер, а на другом — Джулиус Бофорт, не приходится ожидать, что старые традиции будут еще долго сохраняться». И в самом деле: если уж сомнительный миллионер Джулиус Бофорт покупает роскошный дом чуть ли не под носом у Дэгонетов с Вашингтон-сквер, мир явно изменился. А Пятую авеню «за Окружной», на углу с 52-й улицей, уже украсил неоготический дворец Вандербильтов.
В 1883 году Нью-Йорк еще ничем не напоминает «столицу мира», город мечты миллионов иммигрантов. Хотя до волны «понаехавших» из Европы осталось всего ничего (настоящий бум, впрочем, начнется лишь в 1890-е). Ну а пока – в городе нет ни первых небоскребов, ни Статуи Свободы (хотя место для нее уже выбрано и работа над проектом вовсю идет). Бруклинский мост, торжественно открытый в 1883-м, ознаменовал начало новой эпохи: Манхэттен соединился с Бруклином, который после этого начал стремительно терять статус самостоятельного города, становясь районом Нью-Йорка.
К нью-йоркскому небу тянутся шпили церквей – самая высокая из них, неоготическая Церковь Троицы (Тринити-чёрч) на углу Уолл-стрит и Бродвея, со своим 85-метровым шпилем останется самым высоким зданием города до 1890 года. Тринити-чёрч принадлежит Епископальной церкви США, «официальному представительству» англиканской церкви на континенте. Именно Епископальной церкви принадлежит англо-саксонская часть высшего общества Нью-Йорка – и, вероятнее всего, именно Тринити-чёрч они и посещают по большим праздникам (для воскресной мессы обычно выбираются церкви поближе к дому). Кстати, нашего нынешнего епископа величают Его Преосвященство Горацио Поттер; ему 81 год, и в молодости он был профессором математики и естественной философии в Тринити-колледже в Коннектикуте.
В плане религии Нью-Йорк так же пестр, как и в плане всего остального – поэтому среди высшего света есть и лютеране (немцы и голландцы – так, миссис Арчер, родня клану ван дер Лейденов, посещает лютеранскую церковь Святого Матфея), и католики. Что до «новых людей», то среди них немало пресвитериан, евангелистов и других, более экзотических конфессий, в том числе мормонов; встречаются и иудеи.
В даунтауне особенно выделяются два здания – семиэтажный офис издательства Harper&Brothers (Перл-стрит, 331; фасад выходит на площадь Франклина; кстати, они выпускают первый в США дамский модный журнал Harper's Bazaar, выходящий с 1867 года) и пятиэтажное Хогвут-билдинг на углу Бродвея и Брум-стрит. Эдер Хогвут торгует изысканным хрусталем и серебряными столовыми приборами, и представители правящих кругов Нью-Йорка не раз к нему наведывались.
Тем временем на обширных просторах «за 42-й улицей» в 1877 году отгрохали Американский музей естественной истории (Западная 79-я улица, фасад выходит на Сентрал-парк – любимое место прогулок нью-йоркского простонародья) – мекку для поклонников теории Дарвина и всевозможных ученых чудаков. Здесь же, на Пятой авеню близ Сентрал-парка, возвышается Музей Метрополитен (1870), чьим покровителем выступает Чарльз Льюис Тиффани и его семья. Впрочем, «старые люди» не очень-то стремятся гулять по музеям – им скучно, а шедевры живописи они предпочитают покупать для украшения гостиных. Кстати, именно поэтому Ньюленд Арчер назначает Эллен Оленской свидание, оказавшееся последним, как раз в Музее Метрополитен – он знает, что никого из «своих» они тут не встретят. Метрополитен-опера открылась в 1883 году, на деньги наиболее самоуверенных представителей «новых людей», включая Рокфеллера. До этого знаменитые оперные исполнители выступали на сцене Музыкальной академии на Восточной 14-й улице. Оперный сезон неизменно становится центром социальной жизни нью-йоркской элиты.
Что до особняков, в которых живут представители «высшего общества», то они выстроены либо в духе неоклассицизма (в подражание архитектуре французской Второй империи), либо просто во «французском вкусе», с мансардами (с 1872 года и по сей день Нью-Йорк охвачен настоящей «мансардоманией»).